…Тотчас после крестин подан был крестильный обед. Сошлись в большой горнице все, кроме потаенного попа, родильницы да больше года хворавшей и редко когда выходившей из боковуши Аксиньи Захаровны. Повариха Никитишна тоже не вышла к обеду, много было ей хлопот и в стряпущей и у больных. Проезжающего попа тотчас после крестин, прикрыв рогожкой, спровадили обратно в Городец.
За столом хозяйничала богоданная дочка Патапа Максимыча Аграфена Петровна. И кругом стола за каждой переменой кушанья она обхаживала и гостей упрашивала, не обессудили бы хлеб-соль хозяйскую, кушали бы, что на стол поставлено, не бесчестили б усердного угощенья чем Бог послал. И все-то старозаветными приговорками она приговаривала, без коих наши прадеды куска хлеба, бывало, не съедят в гостях, пока не услышат их из ласковых уст хлебосольной хозяйки.
– Садитесь, гости дорогие, за скатерти брáные, за напитки пьяные, за хлеб, за соль, за крестильную кашу да за курничок, – приговаривала Аграфена Петровна, усаживая гостей за обеденный стол.
– Уговор дороже денег, – подхватил Патап Максимыч, когда уселись все. – Слушайте хозяина, гости дорогие, – на собак покидайте одни кости, остальное сами доедайте, чтоб на столе у меня все было чистехонько. Теперича воля не ваша, а моя да хозяюшкина. Сами знаете, что по старому святому завету гость хозяину не указчик – что поставят перед ним, то и кушай да хозяев во всем слушай. Ваше дело есть да пить, а наше дорогих гостей потчевать. Кланяйся, зятек, да за гостями приглядывай, пили бы хоть помаленьку да выпили все.
Курник поставили на стол. Отличилась Дарья Никитишна – такой спекла, что чем больше ешь, тем больше хочется. Ходит вкруг стола Аграфена Петровна, ласковые слова гостям приговаривает:
– Кушайте, гости, покушайте! Запросто, без чинов, чем Господь послал. Приневольтесь еще маленечко, по другому кусочку курничка-то скушайте. Что перестали? Аль хозяйского хлеба-соли вам жаль?
– Распредовольны, сударыня Аграфена Петровна, – молвил ей на ответ удельный голова, отирая бороду.
– А ты, дружище Михайло Васильич, хозяйке-то не супротивничай, ешь, доедай, крохи не покидай, – сказал Патап Максимыч.
– Нельзя, любезный друг, видит Бог, невмоготу. Всего у тебя не переешь, не перепьешь, – тяжело отдуваясь, промолвил голова.
– А тебе бы, Михайло Васильич, да и всем вам, дорогим гостям, распоясаться, кушаки-то по кадочкам бы развесить, – сказал Патап Максимыч. – Зятек! Василий Борисыч! Сымай кушаки с гостей, вешай по коло́чкам. Ну, архиерейский посол, живей поворачивайся.
Сняли гости кушаки, и всем облегчало. Сызнова пошло угощенье. И гости веселы, и хозяин радошен. А уху какую сварила Дарья Никитишна, буженину какую состряпала, гусей да индюшек как зажарила – за какой хочешь стол подавай. Каждый кусок сам в рот просится. На славу вышел крестильный пир: и подносят частенько, и беседа ведется умненько.
Пошла Никитишна вкруг стола, обносила гостей кашею, с сахаром, вареньем, со сливками. И гости бабку-повитуху обдаривали, на поднос ей клали сколько кто произволил. А Патап Максимыч на поднос положил пакетец; что в нем было, никто не знал, а когда после обеда Никитишна вскрыла его, нашла пятьсот рублей. А на пакетце рукой Патапа Максимыча написано было: «Бабке на масло».
Съели кашу и, не выходя из-за стола, за попойку принялись. Женщины пошли в задние горницы, а мужчины расселись вокруг самовара пунши распивать. Пили за все и про все, чтобы умником рос Захарушка, чтобы дал ему здоровья Господь, продлил бы ему веку на сто годов, чтоб во всю жизнь было у него столько добра в дому́, сколько в Москве на торгу́, был бы на ногу лего́к да ходо́к, чтобы всякая работа спорилась у него в руках…
Каша с «потехой». Такую кашу готовили издревле на Руси для отцов новорожденных. Её обильно заправляли перцем, хреном, горчицей и горько солили. Отцу нужно было съесть такую кашу всю, без остатка. Давились, а ели. Терпи, казак! Обычай такой. От такого угощения глаза на лоб вылезали. Зачем же такие издевательства? Чтобы отец младенца хоть в какой-то мере смог оценить все тяготы родов своей жены. А у соли в этой каше была своя роль. Соль должна была изгнать из дома и новорожденного всю нечисть. Дом роженицы в момент рождения младенца считался нечистым.
А всего крестильных каш готовили две. Одну — от хозяина дома (отцовскую, с «потехой»), другую — от повитухи (бабину, бабью кашу, кутью). Каша варилась крутая, пшеничная или гречневая. Повитуха свою, бабкину кашу обильно сдабривала медом, маслом, сливками, яичком и запекала в ней курицу или петуха. После торгов кум (крестный отец новорожденного), подняв высоко над головой горшок с этой кашей, разбивал его об угол стола, это символизировало начало новой счастливой жизни. Черепки рассыпались, их выбрасывали в огород — на хороший урожай. (Помните пословицу? «Посуда бьется — жди удачи!» Видимо, истоки ее именно здесь.) А та каша, что оставалась в руках, ставилась на стол гостям и матери ребенка. Отцовскую же, злую, замешанную на вине с острыми приправами кашу обязательно подавали в меховой шапке, к тому же, чтобы ребенок был богатым, клали дитя на овечью шкуру, на мех. Отец должен был съесть кашу (недоеденную ставили на самый верх печи) и заплатить за нее монетой. Поедалась отцовская каша тоже особым способом. По русскому обычаю для быстрого и здорового роста ребенка отец, съев ложку пересоленной каши, подкидывал эту ложку вверх. А гости поднимали шум. Для выгонки бесов, для роста малыша, для благополучия семьи. Все прыгали, шумели, плескали в потолок вино. Крестины, одним словом.
У кума и кумы были свои роли. Крестильную кашу они должны были есть только обратной стороной ложки. Кум шел на реку и приносил в дом два ведра чистой воды, обязательно без коромысла. Примета такая была — чтобы ребенок не сутулился. После этого кума должна была быстро сбегать на реку, постирать клочок льняной ткани из купели. От этого зависел быстрый бег ее крестника в будущем. После всех этих хлопотных дел крестные успокаивались и до вечера должны были сидеть в доме крестника тихо. Иначе, опять же по приметам, малыш вырастет беспокойным и нервным. Часто на крестинах гадали. Ложку через спину бросали. Упадет выпуклой стороной — опять в этой семье мальчик родится, обратной стороной — девочку жди. Рецепт крестильной каши был такой: «Насыпь полгоршка перемытых грешневых круп. Остаток объема горшка дополни водою и, брося туда, смотря по количеству, соли, перемешай и поставь в устье печи. Когда же истопится печь и каша сгустится, то горшок, опрокинувши вверх дном, поставь в самую печь и заслони заслонкой. Вынимать ухватом».
Пост о фаршированном калаче из "Приваловских миллионов" https://unknowntrips.blogspot.com/2023/11/6-1852.html
Комментариев нет:
Отправить комментарий